«Алхимия — это путь абсолютной свободы» — Патрик Бюренштейнас
«Алхимик XXI века. Он существует? Да, раз я здесь. Но забудьте о длинной бороде, остроконечной шляпе и пурпурном плаще. Меня зовут Патрик Бюренштейнас, я живу в Париже, и я практикующий алхимик с тридцатилетним стажем. Так написано на моей визитной карточке. Я знаю, что у вас есть много вопросов об алхимии. Я на них отвечу. Но все же, вполне возможно, что вы и сами уже знаете ответы…»
С этих строк начинает повествование своей книги «Что сказал алхимик» Патрик Бюренштейнас. В преддверии выхода этого бестселлера в России Издательский бутик «Книжные Сети» подготовил интервью с Патриком для русских читателей.
Дорогой Патрик, не могли бы Вы рассказать о себе? Как Вы пришли к алхимии? Насколько нам известно, Вы интересовались ею с детства. Ваш профессиональный интерес к алхимии родился из любопытства?
Я всегда хотел понять, как действуют скрытые механизмы бытия, и осознать свое место во Вселенной. Легко и удобно получать ответы, если ты воспитан в рамках религиозной доктрины, но это не мой случай. Поэтому я предпринял исследования в этом направлении, в ходе которых открыл для себя алхимию благодаря книге Франсуа Жолливе-Кастело «Душа материи»1 (1894). В те времена, когда не проводилось границ между магией и наукой, этот ученый обнаружил, что существует нечто невидимое, связанное с материей, на что можно воздействовать, чтобы спровоцировать реакцию: в некотором роде универсальный пульт дистанционного управления!
Как это ни парадоксально, алхимия также приводит нас к большему смирению и прозрачности, потому что экспериментатору отведено место в эксперименте, и наоборот: я работаю над материей, а материя работает надо мной. Это вызывает постоянные сомнения и примиряет человека со Вселенной, естественным и сверхъестественным. В отличие от религии, которая представляет нам всемогущего Бога, умаляющего нас, эта философия говорит нам, что Вселенная без нас не будет прежней. Мы все важны, и даже если не все мы одинаково вовлечены, энергия, предназначенная для того, чтобы вложить ее в трансмутацию, в нас одна и та же. Все мы способны трансмутировать — сначала в нашем теле, затем в нашем городе, а затем в мире. Алхимия заставляет нас чувствовать, что мы, не ограничивая себя какой-либо религией или доктриной, способны инициировать движения, которые направляются на другой конец Вселенной. Это — путь абсолютной свободы.
Поначалу то, что я обнаружил в книге Жолливе-Кастело, навело меня на мысли о средневековых суевериях, допускающих превращение свинца в золото. Но как по мне, автор высказывался доходчиво. Поэтому я решил провести эксперименты, описанные в его книге, полагая, что это не сработает. Все сработало! И мне открылись новые перспективы. Будто дверь распахнулась передо мной. Моя жизнь изменилась. Ведь если практические инструкции были правдивы, то и все остальное — тоже. Вот почему я пошел по этому пути, уверенный в том, что можно добиться результатов.
Алхимия заключала в себе все, что я искал. Экспериментальная сторона очень увлекла меня — я погрузился в материю и пристально следил за последствиями моих действий. Я был словно ребенок!
Затем я начал интересоваться символами. Этот тайный язык невозможно выучить — он раскрывается тебе сам, будто постепенно восстанавливается зрение. До того момента я опирался исключительно на рассудок, и каково же было мое удивление, когда я обрел способность действовать, руководствуясь откровениями! Мне вдруг стало самоочевидно, какие символические образы связаны с каждым из тех действий, которые мне нужно было выполнить. Это позволило мне установить связь между labor2 и oratoire3 — зная, что и то и то необходимо, — и всеми сверхъестественными явлениями, сопутствующими моей работе: остеклованным металлом, врожденными знаниями... Алхимические искания — это поиски того неосязаемого ноу-хау, той «добавленной стоимости», которая нематериальна, но влияет на материю, «DD» donum dei, дара Божьего.
Мне потребовалась целая жизнь, чтобы осознать, что цель исканий алхимика — spiritus 4 и что с ним в нашем мире вполне можно работать. Мы начинаем с осязаемой материи и заканчиваем неосязаемой, неизмеримой, но действующей на осязаемую материю и на человека. Переходим от плотности к легкости, от неподвижности к летучести — словно птица, выпархивающая из клетки. Поэтично, гармонично. Кроме того, алхимию называют Великим Искусством (а не великим методом), а для меня искусство — это источник spiritus, то есть окно, которое позволяет духу изливаться в мир; универсальный растворитель, растворяющий клей — материю. Вот почему искусство — это благо.
1 Jollivet-Castelot François. L'Âme et la vie de la matière. — Прим. пер.
2 В переводе с латинского означает «труд». — Прим. пер.
3 В переводе с французского означает «оратория», «молельня» (от лат. oratorium). — Прим. пер.
4 В переводе с латинского означает «дух», «дуновение», «жизненная сила». — Прим. пер.
Судя по фамилии, у Вас восточноевропейские корни, а именно литовские. Литовцы очень близки с русскими, нас связывает многовековая общая история.
Абсолютно верно. Мои предки из Вильнюса, они приехали в Париж в XVII веке, а я родился на улице де Шарон в 11-м округе, почти там, куда они прибыли. От своих корней не убежишь: в моей семье не было традиций, но, насколько я знаю, свойства славянской души вполне соответствуют моему характеру. Это — энтузиазм, порой избыточность, страсть (невозможно идти по пути, подобному моему, без страсти). Русской душе не свойственны компромиссы, русские во всем идут до конца — и в добре, и в зле. И я бываю растроган, когда думаю о яйце Фаберже — созданном не русскими, а для русских, — которое сочетает в себе изящество, страсть и невероятную красоту.
В одном из российских дворцов есть Янтарная комната: целая комната, облицованная янтарем, — кто бы такое сделал? Избыточность, укрощенная изяществом: я чувствую, что действую так же. Я узнаю себя и в той страстности, что свойственна русскому искусству (живописи, скульптуре); с другой стороны, произведения сталинского периода меня не интересуют. Подобное представление силы, на мой взгляд, — слишком грубое. Возможно, алхимия позволила мне укротить мою страстность; это тоже жизненный урок. Некоторые ищут вечной молодости, но это дьявольское искушение — как у Фауста, продающего душу Дьяволу...
Алхимию издавна называют Art Royal5. Что Вы лично вкладываете в это название?
Слово royal означает «тот, кто принял свет». Мы встречаем его, например, в названии города Монреаль (где расположена гора Руаяль6), то есть «реализованный» (réalisé), «царственный» (régalien); я пирую (régalé7) и насыщаюсь, а, значит, наполняюсь; я полноценен.
Царское Искусство наполняет нас и делает полноценными. Подобный способ восприятия Вселенной приводит нас к насыщению. В этом также заключена сила алхимии: практикуя ее, мы переживаем моменты, когда чувствуем себя полноценными, завершенными, когда нам всего хватает. У меня нет вопросов к оракулу. Для меня это счастье
5 В переводе с английского означает «Царское Искусство». — Прим. ред.
6 Мон-Руаяль (фр. Mont Royal, «Царская гора»). — Прим. пер.
7 Здесь обыграны созвучия французских слов согласно правилам Языка Птиц алхимиков. — Прим. ред.
Нам известно, что Великое Делание отражается в первых трех степенях инициации символического масонства. Вы принадлежите к масонству или к другим эзотерическим братствам или обществам?
Независимо от того, принадлежу я к ним или нет, если по своей сути это тайные общества, то как я могу ответить на этот вопрос?
Вы практикующий алхимик8 или, скорее, алхимик в созерцательном, культурном и философском плане?
Да, для меня алхимик по сути своей оперативен. Мы состоим из материи, и, чтобы понять ее, мы должны противостоять ей, вести с ней диалог. Это необходимость. Нужно прикоснуться к материи, чтобы увидеть, как она себя ведет. В мире нет ни одного признанного алхимика, который бы не прошел через преодоление материи. Остальные — «мистики», то есть они, возможно, способны выявлять вещи или улавливать энергию другими способами. Spiritus не является прерогативой алхимиков. Например, в некоторых странах его называют «прана». Но алхимический путь использует материю, чтобы встретиться с этим spiritus. Одни «адепты» (алхимики, реализовавшие Великое Делание, то есть получившие Философский Камень) сохранили свои лаборатории, другие — нет. Я, хоть сегодня это мне уже и не нужно, все равно чувствую нежность и склонность к подобным вещам, как садовник к растениям. Я отношусь к металлам так же, как садовник — к своим фруктам, они — плоды моего сада. Таким образом, у меня по-прежнему есть лаборатория, и, хотя я все реже в ней бываю, мне нужен этот диалог с материей.
8 Называемый «оперативным». — Прим.пер.
Вы являетесь автором оригинальной методики вибрационной терапии La Trame9. Как это связано с Царским Искусством?
Как я уже объяснил, алхимия — это возгонка фиксированного вещества, растворитель, разлагающий все плотное и густое; ведь мы увязли. А, значит, идея состоит в следующем: как добиться текучести, то есть подвижности? Для меня тело работает по тому же принципу: когда оно болеет, это — потому, что оно на чем-то застряло. Работа в тигле состоит в обретении Философского Камня, который является не чем иным, как резервуаром для spiritus. Тогда я подумал: если это возможно по отношению к материи, то это обязательно должно сработать и с человеком. Я, конечно, не собираюсь использовать те же инструменты, но ту же философию — определенно да!
Когда вы хотите очистить тело, вы должны отделить тонкое от плотного — это первая работа, «работа в черном»: я вижу, что у меня есть земля и вода. После того как мы выявили эти различные части, мы удаляем землю, которая находится в воде, и получаем чистую воду — это вторая работа, так называемая «работа в белом». Во время третьей работы, как только адгезив будет удален, материя сможет наполниться spiritus — это «работа в красном». Я представил себе, что тело можно встряхивать, как ковер, а блоки в теле — это камешки, размещенные на нем. Итак, я изобрел технику, позволяющую, не встряхивая тело физически, создавать в нем волны по трем осям: длине, ширине и глубине. Так что, если есть какие-то «камешки», которые блокируют поток информации в теле, такая техника их уберет.
Какая связь между La Trame и Царским Искусством? Эта техника состоит из трех серий жестов: первый, направленный сверху вниз, отделяет тонкое от плотного, второй при подъёме вверх очищает материю, перестраивает её, а третий у головы впускает spiritus. Таким образом, практикуя La Trame, я просто применяю Великое Искусство к телу.
9 В переводе с французского это слово имеет много значений. Среди них — «нить», «ткань», «структура»,
«полукадр», «сетка», «основа», а также «уто́к», «уточная нить». — Прим. ред.
Относительно Вашей книги «Мон-Сен-Мишель. Путешествие вглубь». Продолжаете ли Вы работу великого алхимика XX века Фулканелли по расшифровке символов и аллегорий сакральной архитектуры и сакрального искусства?
Адепт обязан не только найти Философский Камень и вернуть spiritus в мир, но и осуществить передачу того, что он в результате обрел. Частью ее является описание символов на местах и маршрутах. Задача состоит в том, чтобы передавать Понимание, а не ученость.
То, что мы демонстрируем, не нужно изучать и заучивать, потому что все это служит только для того, чтобы привести людей в состояние восприимчивости. Вот почему существует множество книг по алхимии, в которых не сформулировано абсолютно ничего. Их не следует понимать буквально — они созданы для того, чтобы передавать атмосферу, определенное состояние. Это может быть своего рода заклинание-призыв, эвокация: если книга опустошит читателя, он сможет получить инфузию, вливание, выйдя за пределы своей реальности и получив доступ к реальности иной. Не имеет значения, что он приобретет в этой другой реальности. Передача заключается не в том, чтобы повести кого-то за собой, а в том, чтобы позволить ему найти свой собственный путь
А для этого нужно вывести его из дома и заставить двигаться. Вот почему передача должна быть понятной и допускать любые формы откровения. Когда она слишком конкретна, вы не оставляете места для вдохновения. Если вы поедете на Мон-Сен-Мишель, половина работы уже будет сделана. Я привожу людей туда, где вдохновение может быть максимально сильным, но то, что вы в результате получите, от меня не зависит. Важно искупаться в другой реальности.
Кого Вы считаете своими учителями алхимии? Последователи ли они алхимиков Средневековья или алхимиков XX века, в том числе Жолливе-Кастело, Жюльена Шампаня, Канселье, Амбелена?
Сказать, что «великие алхимики» существуют, — это плеоназм. У меня не было ни учителей, ни проводников, но были люди, которые приносили мне кусочки паззла, не показывая мне, как его собирать
Это больше, чем эталоны, — это существа, которых я уважаю и которых я признаю равными себе, к которым я испытываю чуть ли не нежность. Я чувствую нашу с ними преемственность сквозь время благодаря символам, даже если мы не встречались физически. В особенности это касается средневековых алхимиков: Николя Фламеля, Василия Валентина, Гебера (его настоящее имя — Джабир ибн Хайян). Алхимиков XX века, таких как Фулканелли или Жюльен Шампань, я знаю по их репутации. А некоторых даже чуть лучше, потому что Фулканелли — не личность, а коллектив, и мне посчастливилось держать в руках рабочую тетрадь одного из тех, кто писал под этим именем. У меня есть старинные книги, принадлежавшие незнакомцам, занимавшимся теми же изысканиями, что и я, и порой оставлявшим там ценные и полезные комментарии. Это — передача, исполненная самоотверженности; ума не приложу, как их отблагодарить. История Сен-Жермена тоже вдохновила меня. Все эти люди — мои наставники. Но не всегда меня направляли конкретные личности — скорее, атмосфера, книги... Кроме того, есть несколько современных алхимиков, которых я не назову, поскольку они не раскрывают себя, к которым я испытываю большую привязанность и с которыми поддерживаю взаимно обогащающие контакты.
Для Вас алхимия — это синтез религии, науки и искусства?
Я бы не использовал понятие «синтез», потому что оно подразумевает, что мы берем лучшее от каждого элемента с целью собрать нечто совершенно иное. Алхимия — все это одновременно, но это не религия или догма. Для меня она ближе к язычеству. Это — то, что объединяет нас с природой, где все живое и имеет душу, даже камни; поэтому с ними и происходит этот сверхъестественный диалог. Итак, алхимия действительно религия в смысле religare10. Но и наука тоже. Только алхимия — духовное видение науки, потому что мы не проводим практические эксперименты, а стремимся устранить препятствия. В этом большая разница между химиками и алхимиками. Если на моем пути стоит гора, я могу использовать устройство, чтобы проделать в ней проем, сдвинуть ее, но я также могу растворить гору.
Алхимия — это путь посвящения, потому что, растворяя материю, мы соприкасаемся со скрытым за ней spiritus и просветляемся, как мистики: мы во всем и всё в нас. Так что для меня это лучше, чем синтез, потому что наука — это инструмент, который позволяет что-то понять или произвести; религия тоже является инструментом — через религиозные практики мы понимаем отношения между Человеком и Богом или Вселенной
Искусство также может быть инструментом, но оно ближе к алхимии — оно пробивает бреши в стенах, чтобы пропустить свет. Если наш мир такой, какой он есть сегодня, то только потому, что искусство сейчас находится в упадке. Просветляют ли нас современные художники? Дар художника — способность впустить свет. Когда автор демонстрирует свое видение — это другое. На мой взгляд, произведение искусства можно распознать по такой характеристике: при взгляде на него человек делается неподвижным, безмолвным и обретает согласованность, гармонию и равновесие. Мне не нужно, чтобы кто-то растолковывал мне произведение, — мне нужно, чтобы оно меня трогало и просвещало. Художники — герои нашего мира.
10 В переводе с латинского означает «связывать», «соединять»; употребляя это слово, латинский
христианский апологет, философ и писатель Лактаций определял религию как связь, союз человека с Богом.
– Прим. пер.
Что бы Вы хотели пожелать российским читателям Вашей книги «Что сказал алхимик»?
Разделить путь, пройденный мной. Надеюсь, моя история вызовет в них резонанс. Эта книга предназначена для того, чтобы освободить людей, которые попадали в схожие ситуации, и дать знать тем, кто чувствует себя «заключенными», что выход есть. В мире, который становится все более и более закрытым, эта книга-завет предлагает каждому лично создавать двери и окна, чтобы найти людей, которые уже занимаются Деланием. И приглашает объединиться вокруг новой парадигмы, нового общества. Пришло время делиться ресурсами — материальными и нематериальными.
Издательский бутик «Книжные Сети» приобрел эксклюзивные права на публикацию книг Патрика Бюренштейнаса в России. Мы уже издали книгу «От материи к Свету», а совсем скоро выйдут «Что сказал алхимик», «Шартр. Алхимический и масонский собор», «Мон-Сен-Мишель. Путешествие вглубь» и «Ученик. Три алхимические сказки». Рекомендуем к прочтению!
Иллюстрации: развороты из книги Патрика Бюренштейнаса «От материи к Свету».
В основе книги — публичная лекция, прочитанная автором в Гренобле 7 ноября 2008 года.
© éditions Le Mercure Dauphinois, 2009
© ООО «Книжные Сети» (Издательский бутик «Книжные Сети»),
перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление, 2021
В основу этой книги легла публичная лекция, прочитанная им в Гренобле 7 ноября 2008 года.
Приливной остров Мон-Сен-Мишель (ранее — Могильная Гора) — издревле одно из самых примечательных мест северного побережья Европы. Неизвестно, когда именно эта одинокая скала приобрела сакральный статус, но люди точно искали здесь встречи со своими богами задолго до появления христианства.
В своем путеводителе по Шартрскому собору Патрик Бюренштейнас предлагает читателю разделить его мировоззрение, взглянув на одну из популярнейших достопримечательностей Франции сквозь призму алхимической традиции.
История Таро уходит корнями в XV век, когда были разработаны колоды Таро серии Висконти-Сфорца. Четыре столетия спустя Таро стало популярным инструментом для предсказания будущего и самопознания.
